Инна Живетьева - Орлиная гора
Несколько ночей после отъезда Варсафия видел во сне Марк не седую прядку в маминых волосах и не окровавленное лицо капитана Олега, а крутобокие корабли под белыми парусами. Создатель, если нет ему места на земле, то, может быть, найдется в море?
Капитан Николас вырезал морского зверя из березовой ветки, и княжич попросил фигурку на память. Теперь, сидя у камина, он опускал иногда руку в карман и гладил спинку с крутым плавником.
Сонное оцепенение прервал гонец, появившийся в последнюю неделю Орешника. Тревога влетела в открытую дверь вместе с ветром, вошла с топотом подкованных сапог лейтенанта в коричневом мундире. Посланец был простужен и еле сдерживался, чтобы не чихнуть; его глаза слезились, а нос распух и покраснел. Вид его так не вязался с тем известием, которое с обмиранием ждал Марк, что княжич успокоенно опустился в кресло, качнулся ближе к огню, отогреваясь от приступа страха. Гонец неловко потоптался и протянул сверток. Марк спрятал руки за спину, и тогда лейтенант развернул сам. Повис в руке перехваченный черной лентой пепельный штандарт с гербом-Лаской. Княгиня Тания Крох, урожденная Лесс, умерла.
С того дня сидеть у камина стало невыносимо, ненависть и боль искали выход. Оказалось, проще всего их выплеснуть со шпагой в руке. Марк всегда фехтовал хорошо, и теперь заполнял тренировками бесконечные дни. Капитан Николас оказался великолепным бойцом и отличным наставником. Радуясь, что подопечный хоть к чему-то проявляет интерес, он был готов заниматься с княжичем хоть до заката. С каждым движением шпаги отходила тоска, и жизнь обретала краски. Азарт, жажда победы, восхищение наставником – бледные тени прежних чувств, но и они кружили Марку голову, как пьянит вино после долгого голода. Пел воздух под клинком, намокала от пота рубаха, поблескивали весело глаза противника – и княжич ненадолго становился прежним. Тем, кем был, пока его Крох не сломал. Побочным результатом стало то, что Марк фехтовал все лучше и лучше, и Николос признал, что ученик намного превзошел учителя.
А когда зима окончательно пришла в Семь Башен, Марк обрел отца.
…Вечер уже залил окна синевой, и умер еще один день. Перед сном княжич вытащил старые карты, привезенные из дома. Раскинул на полу, нашел Дарр и Северный Зуб. Ладонь скользила по пергаменту, разглаживая, пока не коснулась пометок, сделанных капитаном Олегом. Да, они вместе отмечали на карте места сражений, в которых отличился прапрадед-Крох. Марк чуть усмехнулся: вместе с отцом он лишился и всех остальных предков. Создатель, а ведь Олег знал правду, когда рассказывал воспитаннику семейные предания Крохов.
Княжич растянулся на карте, прикрыл ладонью пометки. Воспоминания пришли сразу: Олег учит седлать коня, читает вслух хронику рода Лиса, показывает, как правильно метать нож, и страхует, когда Марк впервые пытается переплыть реку. «Он очень любил меня», – родилось как откровение. Ведь даже когда умирал, Олег смотрел только на Марка. Княжич продолжал лежать на карте, постеленной на холодном полу, но ему стало жарко. Что ж, он байстрюк, да. Но была мама, которая любила его самого и его отца. И был отец. Марк расстегнул верхнюю пуговицу мундира, потер горло. У него был хороший отец. Настоящий офицер.
Когда-то Марку довелось наблюдать, как чинили разрушенную стену, складывали по камешку, скрепляли раствором. Княжичу казалось, что по таким же камушкам он собирает сам себя. К концу зимы раствор застыл и намертво сцепил тщательно подобранные воспоминания.
Тогда же в Семи Башнях и появился князь Крох.
Надвигалась гроза, первая этой весной. Марк стоял на башне в одной рубашке, сбросив мундир на перила внутренней лестницы. Влажные потоки воздуха раздували воротник, теребили волосы. Вечер и тучи размазали линию горизонта, укрыли весь остальной мир. Еще немного – и ударят крупные капли, вспыхнут огненные линии. Пропадет Иллар за стеной дождя. Можно будет представить, что стоишь на мостике корабля, во власти разгневанного Нельпы. Шепчут губы: «Спустить паруса!» – а чудится крик, пролетевший над палубой, и матросы, бросившиеся убирать белые полотнища. «Быстрее! Нельпа не будет ждать!» И поднимутся волны, высотой с крепостную стену…
Но раньше, чем княжич дождался буйства стихии, на дороге показался отряд. Марк выругался с досадой: вот уж не вовремя принесло. Неприятное предчувствие ударило крысиным хвостом: не видно повозок, да и лошади для купеческих уж больно хороши. Всадники были почти у ворот, когда Марк разглядел штандарт с золотым Лисом.
Князя он встретил во дворе, уже в мундире, застегнутом на все пуговицы. На них смотрели, и Крох обнял наследника за плечи, улыбнулся:
– Подрос! Я обязательно позже спрошу капитана, как твои успехи.
– Хорошие успехи, – Марк сам поразился тому, как легко у него вышло ответить. Внимательный взгляд ощупал княжича.
– Князь Дин не приезжал? Мы договорились встретиться тут.
– Нет. Я распоряжусь, чтобы приготовили комнаты.
Князь снова кольнул взглядом, отпустил. Марк еле сдержался, чтобы не отряхнуть мундир после прикосновения его ладоней.
Можно было оттягивать встречу наедине, не отпускать от себя капитана, сидеть в зале, но Марк понимал, что разговор неизбежен. Нет уж, он не будет трусливо прятаться. Не прошло и получаса, как постучал в дверь гостевых покоев.
– Я думал, ты придешь не один, – сказал князь, пропуская в комнату и закрываясь на засов.
Марк повел плечом, и это не понравилось Кроху. Уже знакомым льдом подернулся взгляд.
– Встань сюда, – ткнул пальцем в стену. – И не ори.
– Не буду. – Марк вытащил нож. – Но учти, я собираюсь защищаться.
Гость расхохотался. Ему ли, опытному бойцу, опасаться мальчишки?
Княжич поудобнее перехватил рукоять:
– Ты, конечно, победишь. Но и я успею ударить хоть раз. Интересно, как ты будешь объясняться потом?
– Ах ты, ублюдок!
Марк успел уклониться от удара. Снизу вверх метнулся нож, нырнул под полу распахнутого мундира, кольнул меж ребер, но князь перехватил руку, сдавил, как тисками. От боли пальцы разжались, князь отбросил нож в угол. Удар под дых заставил княжича упасть на колени.
– Выродок шакалий! – Он пнул. – Падаль!
Марк скорчился, прикрыл живот руками – но уже через мгновение откатился в сторону, бросился к ножу. Но князь настиг прыжком, припечатал ладонь сапогом к полу. Наклонился, ухватил Марка за волосы, запрокинул ему голову:
– Да ты осмелел не в меру, ублюдок! Видно, забыл… – Голоса за дверью заставили князя замолчать, прислушаться. Кто-то шел сюда. – Встань, – прошипел он и торопливо застегнул мундир, пряча запачканную кровью рубашку.
